Персонификация — олицетворение..

«Персонификация» (лат. persona — лицо, личность + facere — делать) — олицетворение, одухотворение, очеловечивание сил природы, предметов и животных.

Еще Н. Винер предупреждал, что не следует давать машинам слишком большую свободу решений. Я тогда сказал: «О машинах не беспокойтесь, а присматривайте за программистом».
Л. Лойл

Проистекает от мистического представления первобытных народов

 которые считали, что каждая вещь имеет свою душу (anima). Если раньше люди одухотворяли природу (анимизм), с которой они были слиты, то в век механизации и автоматизации человек при взаимодействии с машиной начинает одухотворять ее. Мы уже говорили о том, что когда на субмарину были поставлены автоматические «кормчие», глядя на работу автоматов, многие непроизвольно «очеловечивали» их; совсем недавно утомительную работу по удержанию лодки по курсу, особенно по глубине, выполняли хорошо люди, и вдруг их заменили «железные Ванюшки». Олицетворению способствовало то обстоятельство, что «начинка» «черных ящиков» в то время оставалась загадкой вследствие засекреченности этих приборов.

Разбирая причины персонификации, надо учитывать следующий момент.

Для того, чтобы составить программу или алгоритм для той или иной ЭВМ, математики и программисты ведут кропотливые исследования, продолжающиеся годами. В ряде случаев указанная работа соизмерима с проведением фундаментального научного исследования, в котором участвуют сотни, а иногда и тысячи людей.
При игре в шахматы машина, действуя по заложенным в нее алгоритмам, за единицу времени «просматривает» гораздо больше возможных вариантов, чем это может сделать составитель программы, который как бы остается за сценой; когда автомат начинает обыгрывать человека и возникает эффект кажущегося интеллектуального превосходства машины. Так, чтобы вычислить число л до 707-го знака, одному английскому математику потребовалось 15 лет, а одна из первых, далеко не совершенных электронных машин всего за несколько минут высчитала его до 2048-го знака. Эти скорости переработки информации и появление самонастраивающихся и «обучающихся» машин и породили в период кибернетического бума ложное представление о том, что машины вообще не имеют ограничений в своих «интеллектуальных» возможностях и в недалеком будущем возможно создание роботов с «искусственным разумом» и «сознанием», которые не будут принципиально отличаться от человеческих.

Как при общении с другим человеком, так и при взаимодействии с автоматом

мы не видим, какие процессы протекают в мозгу человека и в машине, наблюдая только «поведенческие» реакции, которые как у человека, так и у автомата порой бывают тождественны. Все это и обусловливает феномен персонификации машин. «В некоторых странах, в том числе в США, — писал Н. Винер, — заметна тенденция к «обожествлению» машин, к попытке приписать им такие возможности, которыми они в действительности не обладают. В этом заключается большая опасность» [32, с. 304].
«Обожествление» машин в какой-то мере напоминает олице­творение и обожествление сил природы в первобытном обществе. Из истории религии известно, что первобытному человеку, чтобы приспособиться к окружающей природе и ориентироваться в ней, необходимо было иметь представление о различных природных явлениях и связях между ними. Не имея научных знаний, для объяснения непонятных ему явлений человек стал олицетворять силы природы. Именно олицетворение и создало в его воображении множество различных богов и божков, каждый из которых в той или иной мере отражал абстрактного человека. Аналогично, но на более высоком витке спирали интеллектуального развития человечества, в период кибернетического бума, когда еще не все было ясно, что смогут делать машины и чего они не смогут, возникло своеобразное «обожествление» машин. Как слепая вера в идолов породила идолопоклонников, так и вера в «сверхъестественные» возможности роботов породила, по выражению Н. Винера, «машинопоклонников».
Эдмунд Беркли, участвовавший в создании первых ЭВМ, в работе «Личность компьютера» сравнил электронную машину с джинном из арабской сказки, готовым по приказу человека выполнить любую задачу. Он считал, что интеллектуальные воздействия программы на человека, сопровождающиеся эмоциональными реакциями, являются причиной персонификации ЭВМ.

Следует подчеркнуть, что до появления диалоговых ЭВМ все машины были бессловесны.

Как считает теоретик в области вычислительных машин А.П. Ершов, программист относится к ЭВМ как «хороший жокей к своей лошади».
Общаясь с машиной, человек отчетливо сознает ее достоинства и старается наилучшим образом использовать их, не раздражаясь по поводу ее недостатков. С машиной программист проходит сквозь все алгоритмические хитросплетения, задает ей вопросы и получает ответы. Наконец, триумф: программа прошла! «Как после этого не проникнуться теплым чувством к детищу электроники, не одухотворить его?» — спрашивает американский авторитет Д. Кнут в предисловии к серии книг, посвященных машине IBM 650, в «обществе» которой, как выразился Д. Кнут, он «провел много приятных вечеров». Можно понять людей, испытывающих удивительное состояние интеллектуального и эмоционального единения с отзывчивой, готовой сотрудничать машиной. Добившись решения сложной задачи, программисты испытывают чувство, аналогичное тому, которое испытывают ученые при открытии ранее неизвестного явления или закономерности. Однако не только упоение работой, чувство радости и даже восторга от неожиданного, красивого и правильного решения испытывают они, но и уныние после очередной неудачи.

Английский ученый Л. Доил спрашивает: «Могут ли ЭВМ гипнотизировать человека?»

— и отвечает положительно: «У программиста в состоянии гипноза мозговой аппарат становится специализированным средством общения с машиной. Травмированный подобным образом, он отказывается от обычного применения умственных способностей, поэтому его мышление работает только в паре с машиной» [66, с. 14].
В исследованиях Ф.Д. Горбова и В.И. Лебедева, Ю.Д. Бабаевой, А.И. Тоом и др., посвященных взаимодействию человека с ЭВМ, убедительно показано, что вне зависимости от уровня квалификации программисты и пользователи склонны персонифицировать ЭВМ, наделяя ее свойствами интеллекта («умная», «глупая», хорошо соображает и т. д.), эмоциями («пусть не радуется», «пусть не обижается»), сознательными целями («она мне хочет доказать, что умнее меня» и т. п.), характером. Если ЭВМ «торопится» ответить на сложный запрос, то нередко ей приписывают «легкомыслие», а при «затягивании» — «тугодумство». В процессе взаимодействия с ЭВМ программисты и пользователи испытывают различную гамму чувств, нередко приводящих к неврозам.
Специалисты, занимающиеся проблемами роботостроения, в содружестве с психологами создают алгоритмы внешнего поведения проектируемых машин. Ученые спорят о том, какой «темперамент» и «характер» должен иметь робот: быть ли ему «флегматиком» или «холериком», «упрямым» или «уступчивым».
Возникла новая отрасль науки — артоника (слово «арт» в переводе означает «искусство»), перед которой стоят сложные задачи обучения роботов «поведению» на производстве и дома.

В технике начали создаваться «двойники» человека

воплощающие в себе функциональный аналог партнера по диалогу, что является необходимой предпосылкой адаптации человека к длительной и систематической работе в искусственной информационной среде.
Однако даже употребление по отношению к роботам таких выражений, как «органы чувств», «память», «интеллект», «поведение» и т. д., вовсе не значит, что эти понятия тождественны психическим процессам человека; между ними существуют качественные различия.
Работа мозга человека побуждается возникновением биологических и социальных потребностей. Они отражаются в эмоциях и чувствах. У машины никаких потребностей нет, а значит, нет и эмоций. Стремясь к поставленной цели, человек предвидит результаты своих действий для самого себя и для других людей, в то время как машина, решая задачи по определенным правилам (алгоритмам), не понимает ни сути самой задачи, ни последствий своих действий. При восприятии у человека появляется субъективный образ реальной действительности, тогда как у «читающей» машины воспроизводится код признаков объекта. Качественно отличается и машинная память от человеческой. В человеческом мозге существует смысловая система обращения к памяти, которая позволяет извлекать нужную информацию, не перебирая подряд все возможные варианты, как это делает машина. Разгадка человеческого способа отражения действительности заключается не только в его физиологии, но и в общественном бытии. В зависимости от исторической эпохи и конкретного социального окружения происходит формирование сознания личности, ее мировоззрения, отношений и т. д. Именно общественный образ жизни человека постоянно заставляет его центральную нервную систему (мозг), работать в соответствующем направлении и тем самым формирует необходимую для возникновения и совершенствования сознания функциональную структуру. Машина, как бы она ни была сложна по конструкции, как бы ни была похожа на человека внешним видом и поведением, всегда остается орудием труда человека, исполнительницей его воли.

Роботы будущего в своем «поведении», «речи», «мышлении» и т. д. будут полностью имитировать человека.

Каким единственным вопросом можно отдифференцировать робота от человека? Модель личности, как одну из многих, можно представить состоящей из трех блоков: познавательного (ощущения, восприятие, мышление, память), эмоционального (чувство боли, при­ятного, неприятного, радости, горя) и психомоторного (двигательная деятельность). Моделирование первого и третьего блоков, возможно, не имеет пределов, но вряд ли когда-нибудь удастся смоделировать эмоции и чувства. Отсюда следует, что вопрос нужно адресовать именно к сфере эмоций и чувств; «Кого вы любите?», «Что вам нравится», «Как вы относитесь к тому или иному событию?» и т. д.
Всем ли операторам, работающим с электронными машинами, бывают ясны различия между психическими процессами человека и электрическими, протекающими в машине? Все ли они знают, как создаются программы, алгоритмы для электронных роботов? Однозначно можно ответить — нет! Вот почему человеку, не знакомому с принципами устройства современной вычислительной техники, ее работа кажется чем-то мистическим, «сверхъестественным».