ажен  тем, насколько,  оказывается, слова могут в отдельных  случаях  быть  лишенными смысла  и  не  производить на человека ровным счетом никакого впечатления.

Человек,  которому  надлежало  стать  центральной  фигурой  повествования, заявил  мне  прямо,  что видит меня насквозь, что я  есть  шут  гороховый, деревенщина,  неблагодарный хам и еще целая банда сомнительных  личностей, скрывающихся под потертой кожей моей летной куртки.

Возможно,  несколькими  годами  раньше  я  в  качестве  эксперимента  и прибегнул  бы к насильственным методам установления контакта, но  на  этот раз  предпочел просто развернуться и уйти. Я вышел в дивный  воздух  южной ночи  и  побрел вдоль берега моря, освещенного мягким светом луны - статья должна была быть о том человеке и его курортном рае.

Две волны обрушились на темный пляж и рассыпались мерцающим зеленовато- белым фосфором, прогрохотав мягкими раскатами далекого салюта. Я следил за соленым откатом океана, с нежным шипением медленно скользившего по  песку.

Я  прогуливался, наверное, полчаса, пытаясь понять того человека и причину возникновения  его  страхов, но в конце концов  оставил  это  занятие  как бесперспективное.  И только тогда, оторвав взгляд от  земли,  я  посмотрел вверх.

И  там  -  над  фешенебельным курортом, и над  морем,  над  рассеянными взглядами  ночных  посетителей гостиничных баров, надо мной  и  над  моими мелкими проблемами - было небо.

Я  замедлил шаги, а потом и вовсе остановился, прямо там, на песке.  За горизонтом  на севере начиналось небо, оно восходило из-за  края  земли  и скатывалось куда-то в глубины западного океана, скрываясь за горизонтом на юге. Исполненное покоя и абсолютно неподвижное.

Под   ломтиком  луны  проплывали  высокие  перистые  облака,  осторожно несомые  едва-едва заметным ветерком. И я заметил в ту ночь  то,  чего  не замечал никогда раньше.

Небо движется, оно течет постоянно, но никогда не истекает.

И что бы ни случилось, небо всегда с нами.

Небо  не  подвержено беспокойству и заботам. Мои проблемы для  него  не существуют, никогда не существовали и никогда не будут существовать.

Непонимание не свойственно небу.

Равно как несвойственна ему и склонность судить.

Оно просто есть.

Оно  есть, независимо от того, желаем мы признать это как факт  или  же предпочитаем  похоронить себя заживо под тысячемильной толщей  земли.  Или еще   глубже   -  под  непроницаемой  крышей  тупой  рутины  и   бездумных распорядков.